Сама виновата – в том, что жизнь оказалось "прособаченой", – таков вердикт статьи о Марине Цветаевой "Нецелованный крест", написанной Мариной Духаниной ("Новый Мир" 2005,N3). Причина – Цветаеву родители в детстве недолюбили, недовоспитали, не донесли ей в правильных пропорцих жизненную мудрость. Врезультате чего и она – не сумела научиться любить и понимать людей, разбираться в жизни.
Как будто бы все правильно. Если выложить в ряд противоречивые поступки Цветаевой и некоторые ее слова – то картина будет именно такова. Но это – в том случае, если выпустить из виду ее глубинные мотивы. А я убеждена – жизнь и творчество М. Цветаевой, её многообразные и парадоксальные, противоречащие одни другим высказывания в письменных источниках – нуждаются в комплексном экзистенциальном прочтении, то есть прочтении не в букве, а в духе. Такое прочтение я попыталась предпринять в своей статье "Четвертое измерение Марины Цветаевой". Я исходила не из документальных фактов её биографии, а из вчувствования-проникновения в её личную мифологию, в тот мифологизированный образ собственной личности, который она создает сама, вжившись в который, можно увидеть драму и трагедию отпавшего от подлинного Бытия (Бытия в Боге) cовременного человечества. Эту драму современной цивилизации западного типа хорошо осознавали первые евразийцы (Н.С.Трубецкой, П.Н.Савицкий, П.П.Сувчинский, Г.В.Флоровским, Д. П. Святополк-Мирский), в рядах которых играл видную роль и С. Эфрон.
Цветаева прекрасно понимала, например, что люди друг друга любить не умеют, потому что они выпали из сферы подлинного Бытия, подменив бытие бытом (ненаполненным, бессмысленным, лишенным внутреннего душевного развития-роста, лишенным любви существованием). Ее автобиографическая проза о детстве – а это в такого рода исследованиях обычно выпускается из внимания – транслирует нам не только живое чувство недолюбленности со стороны семьи к конкретному ребенку Мусе Цветаевой, но и – живое ощущение недолюбленности в ЦЕЛОМ МИРЕ, где каждый из нас пребывает сиротой, которого родители (предшествующие поколения) – не долюбили, не доучили, не довоплотили... И ВСЕ теперь – обречены на страдания, на УСИЛИЕ довоплотиться и стать, наконец, Человеком ( обрести жизнь во Христе). "Любить – видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители", – так формулировала М. Цветаева свое кредо любви.
Где автор статьи"Нецелованный крест" видит духовно-душевное благополучие и любовь в семьях? Семья – это структура, где по идее должна быть сконцентрированна пульсация бытия как нигде. Но где – это противопоставляемое царящим в семье Цветаевых-Мейн неправильным, недушевным, умозрительным, неродственным каким-то связям и отношениям – счастье "обычной" семьи? Ведь даже в христианской семье людям надо очень постараться, чтобы обрести подлинно есчастье, заключающееся в служении ближним.
Поэтому те, кто ОСУЖДАЮТ Цветаеву, похоже, не видят того бедственного положения, в котором находится общество, мир, а может быть - и они сами.
А надо бы не осудить, а – ПОЖАЛЕТЬ мать М. Цветаевой М. А. Мейн, на долю которой выпала эгоистичная любовь собственного отца, пожалеть маленькую Мусю Цветаеву, на которую у недолюбленной родителями матери не хватило душевного тепла, пожалеть бедную Ирину, на которую не хватило тепла у Марины, когда та стала матерью... Цветаева правдиво, безжалостно к самой себе фиксирует, констатирует в Записных Книжках собственную бездушность, черствость, низость по отношении к умершей от недостатка человеческой, а ГЛАВНОЕ - материнской любви и заботы, – дочери. И в этой констатации проявляется не только ее человеческое несовершенство, как думают многие, отшатывающиеся, отворачивающиеся от нее читатели, как отворачиваются в повести А. Камю "Посторонний" от главного героя добропорядочные граждане за то, что он не плакал на похоронах матери... В этом умении вглядеться в свою натуру и обнаружить, что человек – это НИЧТО, глина, комок биологических инстинктов и эгоистических желаний - и отвергнуть НИЧТО в себе и других, отвергнуть внешне лакированный, благопристойный, а на деле уродливый быт и бороться, мучиться, искать – более совершенной, бытийной, живой, непритворной жизни - в этом умении проявляется ВЫСОТА Цветаевой как личности. Не каждому она доступна...
Творчество и жизнь Цветаевой с ее трагедийным накалом – это ПЛАЧ человека по подлинной, высшей Жизни. Плюс – мучительное неумение выбраться на дорогу Вверх, к вертикальной, осененной Св. Духом духовности, – собственными силами.
Причем, с этой Дороги ее подчас сбивали те же качества, что поставили ее на высокий Путь противостояния логике Князя мира сего, по которой живет "обычный" мир – собственные горячность и максимализм. Ариадна Эфрон писала о матери:
"Удивительно, что M. Ц., бывшая в непрерывном движении и росте, требовала от человеческих отношений абсолютной стабильности – на недосягаемой для них высоте.
Эти Эвересты чувств (всегда Эвересты по выси, Этны и Везувии по накалу) людям недоступны; можно вскарабкаться лишь раз, и сейчас же обратно, в долину.
Воздух ЕЁ чувств был и раскалён и разрежён, она не понимала,что дышать им нельзя – только раз хлебнуть!
Её ДВИЖЕНИЕ (во всём, в творчестве, да и просто в жизни дней) всегда было ВОСХОЖДЕНИЕМ; движения же с вершин (чувств, талантов и т. д.) – ВНИЗ, столь свойственного людям, она НЕ ПОНИМАЛА; всех обитателей долин ощущала альпинистами. Не понимала человеческого утомления от высот; у людей от неё делалась ГОРНАЯ БОЛЕЗНЬ".
На языке православия такой подход к людям именуют гордыней, прельщением.
Наверное, так оно и было.
Но судить об этом могут только те, кто сами – не горды.
А так как в адрес Марины Цветаевой из уст многих людей звучит во многом, а точнее, В ЧЕМ-ТО, справедливая критика, но сердца их при этом распаляются и ожесточаются, то судей,практически, нет.
– Послушайте! – Еще меня любите За то, что я умру.(М.Ц.)
